- Спасибо, - его тронула ее забота, и это видно по слегка удивленной улыбке. - Но я не голоден. Поставлю в холодильник, позавтракаешь.
Он ведь самостоятельный, яичницу сам и пожарит, и сожжет - как получится. Не то, чтобы Дик не умел готовить: умел, но не высшей пробы, конечно, съесть можно, но на этом оценка его кулинарным изыскам и заканчивалась. Да и вправду - аппетита после достаточно откровенной, наверно, самой откровенной беседы за все их знакомство, не было и в помине. Поэтому, исполнив обещание и всунув еду в холодильник, Грейсон выключил везде свет да и занырнул к Хоуп под одеяло.
- На улице не май месяц - холодно! - предупредил ее, обнимая и прижимая к себе. Немного преждевременно, но ему хотелось ощутить кого-то рядом. Сонливые флюиды заразили и его, поэтому, словно кот, он уткнулся Хоуп в шею и засопел.
- Сладких снов, Хоуп.

- Какая же ты все-таки вредная, - беззлобно пробормотал, убирая руки. Конечно, лежать солдатиком было не так удобно, но сон одолевал его, и, похоже, ему было все равно, в какой позе он заснет. Мог бы и вверх ногами... Ан нет, не мог бы, хоть и акробат. И мысли поплыли в какие-то дебри, порождая безумные алогичные цепочки, за которые не угнаться, как не пытайся.
Но мягкие рыжие волосы куда-то исчезают, и Дик приоткрывает глаза. Странно, она ведь раньше к нему не соизволяла поворачиваться... откровенность помогла? Но, судя по вопросу, ей все еще нужны были подтверждения... однако не того, о чем он подумал сначала. Хватило посмотреть на нее, и на то, с каким напряжением она ждет ответа.
Грейсон помедлил, растянуто вздохнул.
- Правду, - ничего другого в голову не пришло. Даже улыбнуться в этот раз получилось достаточно спокойно и искренне, чтобы обозначить - да, это было правдой. Правда и ничего кроме правды, и только маленькие недомолвки, что будут во благо.
- Но давай поговорим завтра. Я вот-вот вырублюсь.

День был проведен в делах и заботах. По большей части, в делах, поэтому заботам не оставалось места. Ричард выполнил просьбу Хоуп: ремонт был закончен. Все краны починены, водопровод исправен, обои переклеены, плитка переложена. Он не пытался спешить, но все выходило у него как-то быстро, словно время поджимало. Сам Грейсон не мог понять подобной нервозности, и старательно ее игнорировал. Он не собирался возвращаться в свою привычную жизнь, и не собирался пытаться пережить то, что с ним случилось... Но что-то не давало ему покоя. Возможно, это была взращенная Брюсом паранойя, возможно еще что, но Дик целый день отмахивался. Но когда привезли новый диван, все тревоги как рукой сняло - нужно же было сосредоточиться на том, как и куда поставить это приобретение, а также что делать со старым, поэтому заботы покинули Грейсона, обещая вернуться позже.
А когда Мастерс оказалась дома, чуть мокрая, но все же в уютной, обновленной квартире, Ричард встретил ее обворожительной улыбкой, забрал все из рук, помог снять пальто.
- Ходила на свидание? - шутливо подмечает потекший макияж, но в голосе словно иголкой чувствуется ревность. Хотя по его улыбке не скажешь, что ревнует, но... вдруг? Девушки бывают разные, это следует держать в голове всегда.

От сердца отлегло. Мелочь, но когда что-то подтверждаешь, причем, что-то такое, что на самом деле является для тебя весомым, то всякая мелочь становится невообразимо важной, значимой. Поэтому Ричард быстро забывает о легком приступе ревности, протягивает ей тапочку, ставит на пол.
- Глупости, - фыркает, умудряясь это делать все еще в озорно-шутливом ключе. - Хорошо выходит. Но лучше задумайся о теплом душе, а потом о вкусном ужине. Я сам не готовил, все на заказ.
Чем хороши наличные деньги, так это тем, что их нельзя отследить. Именно поэтому Дик позволял себе "шиковать": денег хватило бы еще на неделю. И неважно, что они были заготовлены на самый черный день в его жизни, когда пришлось бы спешно бежать из города. Потому что этот день настал, если он не доверяет своей собственной семье. Почему? Вопрос хороший, один из лучших, и на этот вопрос Ричард не собирается отвечать. Не сейчас, не так скоро.

Раскладывая по тарелкам еду, которая выглядит, как только-только приготовленная, обычная домашняя еда, он как-то довольно спокойно слушает ее вполне рациональные мысли. В принципе, можно было доверить ей адрес одной из явок бэт-семьи... Или ему хватит недели реабилитации? По крайней мере, никто - совсем никто - его не ищет, иначе бы, при всем желании, могли бы найти. Это радует, несказанно, потому как ему и не нужен никто, кроме Хоуп. Об остальных Дик предпочитает даже не вспоминать, чтобы не активизировать заезженный и толком не сформировавшийся комплекс вины, появившийся в ходе руководства "Титанами" из-за ответственности за других. В каждом провале был виноват он, вот и пошло...
Вот, опять он думает о своем эфемерном "геройском", когда рядом вполне живая и небезразличная ему девушка. Э-гей, Грейсон, ты хотел, кажется, немного обычной жизни? Тогда забудь о прошлом, хотя бы на время.
Выдохнув, он сел напротив, пододвинул тарелку к себе.
- Надеюсь, за неделю все разрешится, - ковыряется в еде без особого аппетита, но говорит уверенно: куда более уверенно, чем день назад. - И вряд ли отец позволит скрываться так долго. Он не любит, когда кто-то не выполняет своих обязанностей. А я, вроде как, его заменяю по всем фронтам.
Кривая ухмылка. Хорошо, что в этот момент он не смотрел на девушку, иначе бы она увидела ледяную пустыню в его взгляде. Нет, честно, откуда такая жестокость? Честно, он и сам не знал. В нем словно что-то сломалось, придавив старого Грейсона, и все темное, плохое вылезло, заняв место, пока не поздно. От этого не было легче, но это помогало защитить себя от сносящей дочиста ярости вперемешку с невысказанным горем, что могло поглотить его с головой. Отсрочка, пусть даже делающая его жестче, вполне устраивала самого Дика.

Разговор обещал скатиться во что-то неприятное, если бы Дик вовремя не прикусил язык, призывая себя молчать. Ему пора привыкнуть, что они с Хоуп из параллельных миров, и все у них всегда было по-разному. В его жизни некоторые моменты могли разрешиться, казалось бы, сами собой, а на деле их кто-то решал. К примеру, почему бы Брюсу не решить все вопросы с Лигой Теней и Дэмианом, оторвавшись от своей крайне важной сверх-идеи пересобрать Лигу Справедливости? Люциус Фокс вполне может справиться с управлением компании, поэтому Ричард не волновался за бизнес. А вот Кэсс или Тим... они могут начать задавать вопросы Брюсу. Подумав, что может ответить Уэйн, Грейсон нахмурился, отодвинул от себя тарелку. Есть совсем расхотелось.
- Он все знает. Не знаю, есть ли у него совесть, но чувство такта в таких вопросах отсутствует напрочь. Поэтому как только он меня найдет, я буду обвинен во всех смертных грехах, получу по лицу и буду делать то, что он скажет делать, - как-то задумчиво, отрешенно ответил он, тяжело выдохнув. - Через неделю переедем ко мне, и тебе не придется больше работать. Если, конечно, ты хочешь.
Это не прозвучало как предложение, а как констатация факта с минимальной возможностью изменения. Похоже, он и вправду взрослый мальчик, что может принимать решения, поэтому и озвучил вслух одно из принятых решений. Почему бы и нет? Вряд ли девушка будет держаться за свою старую жизнь, когда на горизонте маячит наследник нехилого состояния. А он сможет... как ни странно, но спрятаться за ней от своей семьи.

- У меня было время для размышлений, - спокойно ответил, наблюдая за ней. - Я бы не предлагал, если бы не взвесил все "за" и "против". А моей семье, - он поднялся, подошел к раковине, - придется смириться, если им не понравится.
Конечно, он мог быть более мягким, и злиться повода не было, но сейчас любое упоминание о семье начинало его раздражать. Нет, и правда: сколько раз он попадал в беду, а никто из семьи и не почесался? Все так заботились о своих бедах, о своих тонких душевных организациях, но когда он, Ричард, оказывался под дулом пистолета, в плену Джокера, поставленный перед выбором, кому дать умереть... почему никто не помог ему? Конечно, он же старший брат, и поэтому может страдать по полной программе. Только вот Грейсону надоело это. Совсем надоело.
Налив себе в стакан воды, отпил немного.
- Может, завтра сходим в кино?

Поставив стакан слишком резко, он умудряется не начать говорить сразу. Постояв немного, сверля взглядом ни в чем неповинные навесные шкафчики, Ричард опустил голову, провел по волосам рукой.
- Тогда у меня были все причины думать, что в опасности можешь оказаться ты. Я за тебя беспокоился, а не за себя, - вылив остатки воды, ставит стакан на место, но ни поворачиваться, ни отходить он явно не собирался. Однако по затяжному молчанию и паузам было понятно: он тщательно подбирает слова, чтобы вновь не сказать ничего лишнего.
- Что ты хочешь от меня услышать? - повернувшись, он смотрит на нее так, словно и вправду хочет услышать дельное предложение. - Я сглупил, я испугался, поэтому все оборвал. И не предлагаю тебе поверить мне сейчас. Это твое право -  верить мне или нет. Тогда я не мог положиться на семью, потому что защищал ее. Но сейчас все обрушилось на меня, и если моя семья ничего не исправит, то это сделаю я. И сейчас у меня есть все шансы раз и навсегда решить проблему.
По тому злобному запалу, с которым он говорил, у него были не самые оптимистичные мысли относительно решения "проблемы". Но говорил он на удивление спокойно, словно и вправду достаточно давно обдумывал, взвешивал, оценивал.
Тяжело выдохнув, он, похоже, немного разрядился.
- Хорошо. Я куплю билеты.

- Они добились того, чего хотели, - и в этот раз ему удалось сохранить спокойствие, хотя в другое время, в другом месте и с другими людьми он мог бы взорваться, повысить тон и махать руками. Вот он стоит, такой хладнокровный, скрестил руки на груди, и говорит о том, что сломался. Это вышло как-то очень просто, настолько, что Дик не сразу ощущает облегчение от признания сего факта. Да, он сломан. И выброшен на произвол судьбы, как старая игрушка. Ха, поиграли и хватит, срок годности истек, пора на помойку.
- Мне просто нужно пересидеть, пока те, кто все это сделал, поймут, что они добились своего. Иначе я был бы уже мертв. Если для тебя это хоть что-то значит.
Последнее добавлять необязательно, но постоянные упреки с ее стороны задевают, причем, серьезно. Он не выглядит обиженным, но его резкая отстраненность весьма показательна. Поэтому, не говоря больше ни слова, он направляется в комнату, где расстилает постель.

Сев на расстеленный диван, Ричард молча наблюдает, как Хоуп переодевается. В другом настроении он бы уже как-нибудь двусмысленно пошутил, или хотя бы улыбнулся, но сейчас в его взгляде нет ни малейшего интереса. Словно его мысли занимают его больше, чем полуголая девушка, в которую он влюблен.
Тяжелый вздох. Он уставляется взглядом в пол, решая, что так будет лучше.
- Я сказал тебе все, что ты хотела. Что еще? - спрашивает, не поднимая глаз. Ему и так было сложно сказать все то, что он уже сказал, так почему она все еще терзает его? Что ей еще надо? Влезть в голову, устроить там свой палисадничек с пони и розовыми берегами? Положив руки на колени, он переплетает пальцы в "замок".
- Если бы меня хотели убить, я был не смог к тебе прийти. Сейчас я скрываюсь не от убийц...
Он закрыл глаза, сглотнул неприятный ком, застрявший в горле. Кажется, он наконец-то может это сказать вслух, но все же видно, как он борется. То ли с внутренними демонами, то ли со ставшей привычной борьбой за правду, которую он всегда утаивал. Но что для нее будет его правда? Разве она знает то, что знает он? Будет крайне сложно объяснить ей, что происходит, но придется. Потому что она хоть и не может понять всю отчаянность его положения, то, может, попытается? Ему остается лишь надеяться на это.
- А от семьи. Я устал от лжи, от равнодушия. Я просто хотел побыть рядом с той, кто мне небезразличен, и кто не знает о моей семье столько, сколько знаю я.

Запоздало приходит осознание простого факта: она его не понимает. Ни капельки. Просто потому, что он был глуп, что он наделал ошибок, из-за которых ей гораздо труднее его понять. Если бы он начал все с чистого листа, если бы мог объяснить ей, что все не так просто... Но вместо рационального и спокойного объяснения он наконец взрывается: поднимается, сверля ее взглядом, полным злобы и чего-то еще. Не темного и страшного, не желания навредить ей, а боли и горя. Непонятно, при чем тут это, но это для Хоуп. Для Ричарда же были задеты те сакральные темы, те священные столпы, которые нельзя объяснить в двух словах.
- Потому что у меня есть обязательства! - вроде бы он и не повысил голос, но чувствуется, как он удерживает себя на грани. - Какими бы они ни были, я обязан перед отцом, я ответственен за братьев и сестру, я отвечаю за Дэмиана! Я не могу просто взять и все бросить. Я не могу предать их, как ты этого не понимаешь. Сколько бы зла они не причинили мне, они все еще остаются моей семьей.
Протяжно выдохнув, он отворачивается. Не стыдясь, но укоряя себя за то, что так вот вспылил. Снова треплет волосы - верный признак, что он не знает, как дальше поступить. И почему-то добавляет:
- Я не могу бросить свою семью.
Она не понимает, что для него значит семья. Как он не поймет ее простоты и равнодушия в этом вопросе. Разве можно так просто отмахнуться от своей семьи?.. Впрочем, его семью отобрали, когда он был слишком мал и глуп. И поэтому опасается, что его нынешняя семья попросту исчезнет.

Ему как-то не по себе от всего этого. Наверно, стоит попросить прощения, что вот так сорвался... Или нет? И Ричард молчит, снимает с себя майку и бросает на стул. Залезает под одеяло, ни обронив ни слова. Да, у них разное понимание, что такое семья, у них совершенно разные жизни. Смогут ли они понять друг друга? Смогут ли вообще понять, что хотят от этой жизни.
"Мне уже далеко за двадцать, а я все еще не хочу никакой ответственности", - думал Дик, глядя в стену. Спать расхотелось, говорить что-либо не было ни повода, ни желания, да и вообще... Слишком много наговорил он сегодня.
- Спокойной ночи, - ровно говорит, вздохнув. Что-то ему подсказывает, что это не последняя их "стычка" на тему семьи.

Шуршание и движение за спиной уже не раздражали Ричарда: с пожеланием спокойной ночи он как-то всю злобу словно забыл, поэтому словно лежал и ждал, когда же ей станет холодно. В квартире топили, но не так, чтобы можно было раскрываться и высовываться из-под одеяла, поэтому, когда Хоуп придвинулась к нему, он еще лежал какое-то время, раздумывая над чем-то своим. Наверно, о напряжении в трубах, и как можно изменить температуру в прохладной квартире.
А потом он повернулся - медленно, осторожно. Также осторожно обнял уже согревшимися руками, прижал к себе, чтобы согреть и ее. Уткнулся в ее волосы, чистые и мягкие, рыжие волосы. Нет, с ним определенно что-то не так, но это его успокаивало. В семейке Уэйнов почти все должны быть на грани сумасшествия, иначе просто не выжить.
- Прости, - почему-то прошептал он, хотя знал, что ему не за что просить прощения. Но все же попросил. Просто так, за все сразу.

В темноте все линии, все черты размазываются, становятся едва уловимыми, но все еще близкими, уже почти родными. Забавная штука, любовь: казалось бы, совершенно чужой человек кажется куда роднее и дороже, чем тот, с кем ты прожил бок о бок всю жизнь. Ричард сейчас был готов беспокоиться только за душевное состояние Хоуп, но не Брюса, или кого другого. Разве что Альфреда, потому что старик не заслужил таких нервов на старости лет, но он должен был привыкнуть к семейке ушастых героев.
- До свадьбы заживет, - шутит он, улыбаясь. Почему-то сейчас, когда они лежат и обнимаются, никакого гнева и раздражения он не чувствует. Близость словно заставляет ощущать мир иначе, выгоняя из души все темное, паскудное, всю грязь, что там, внутри него скопилась.
- А на какой фильм пойдем? Я не знаю, какие тебе нравятся, - запоздало вспомнив эту "важную" деталь, Дик закрывает глаза. Может, за разговором они и уснут, разгоряченные спорами и разногласиями, что сейчас не имели никакого значения.