И почему она постоянно отдает ему право выбора? Возможно, хочет ощутить себя слабой, беззащитной, под чьим-то крылом? Всяко может быть, да и Дик был не против выступить в роли мужественного и полноценного человека, что способен сделать выбор, а еще защитить от всевозможных угроз.
- Я слышал, сейчас идет неплохой...
Погас свет. Посетители заволновались, некоторые поднялись со своих мест. Грейсон сидел, только оглядывался по сторонам. Протянул руку, чтобы обхватить ладошку Хоуп.
- Не волнуйся. Это какая-то поломка. Сейчас все восстановят.
Сам-то он верил в своим слова с натяжкой: вряд ли все дело в поломке. Скорее всего, кто-то решил что-то провернуть, и поэтому выключил свет. Хватало только одного взгляда, чтобы понять: свет был выключен и в соседних зданиях. Если что и случилось, то на подстанции... а это уже попахивало серьезными проблемами.
Дик сцепил зубы, поднялся из-за стола.
- Идем.

Был бы он в своем черно-синем костюме Найтвинга, было бы гораздо проще объяснить, почему им нужно уйти. Потому что опасность - из уст Ричарда Грейсона это прозвучит не слишком-то уверенно, будет напоминать разыгравшуюся паранойю. Так что Дик молчит, прижимая хрупкую девушку к себе, старательно не замечая заинтересованных взглядов посетителей, которых уже обслужили свечами.
- Я резко потерял аппетит, - как-то не слишком убедительно и запоздало объяснил, когда они были уже на улице. И вправду: все окружающие здания лишились освещения. Слышались как возмущенные вопли, так и громкие разговоры о том, на что идут налоги. Грейсон открыл дверь перед Мастерс. Было видно, что он торопится, но пытался казаться как обычно - легкомысленным и слегка "себе на уме".
Только когда они сели в машину, раздался оглушающий взрыв.
Стекла машины, сделанные из пуленепробиваемого материала, потрескались из-за близости взрывной волны. Ресторан разнесло к чертям. Повсюду виднелись тела и кровь.
"Я чертов оракул".
Ричард, широко глядя на этот ужас, сообразил, что его интуиция только что спасла им жизнь. Поэтому он не сразу попал пальцем по наборной доске кода, который завел двигатель. Затем быстро вырулил, впопыхах набирая номер службы спасения. Сухо сообщил о взрыве в таком-то районе, на такой-то улице... и положил трубку, так и не назвавшись.
"Это было... подстроено? Уже поздно кого-то просить этим заняться".
Грейсон проехал еще квартал. Припарковался у обочины, положил обе руки на колени. Имитировать дрожь в руках всегда так просто: представь, что тебе холодно, убеди свой мозг, и тело послушно затрясется.
- Давай поедем домой, - негромко, нервно попросил он, проводя руками по волосам.

Оставив руки в покое на руле, он молчал. Достаточно долго, что могло показаться, словно он не слышал вопроса. Но он все прекрасно слышал, просто пытался сообразить, что, все-таки, из всего этого ближе к правде. Наверно, оба варианта, потому что, возвращаясь к его второй жизни, которую всегда нужно держать под запретом, всегда о ней забывать, когда на нем костюм за три тысячи, он бывал в таких ситуациях. Но почему именно сейчас? Почему именно тогда, когда он выбрал тот ресторан? Некоторые люди знали, что ресторан ему нравится. Неужели…
- У меня… - сипло начал, но предпочел сглотнуть, набрать в легкие побольше воздуха, - неприятности. Опять.
От нервов разболелось плечо. От нервов, или искусственной дрожи? Кто знает, но Ричард скривился, положил руку на травмированное плечо. Кто мог устроить этот взрыв? И свет… был словно предупреждением. Кто за этим стоит?
- Ты в опасности, - когда он заговорил о ней, его голос звучал увереннее. – Тебе не стоит быть со мной. Сегодня переночуешь у меня, а завтра решим, что будем делать. Наверно, поживешь в отеле. Я все оплачу.

Как же это все сейчас не вовремя! И эта неопределенность в их отношениях, и его внезапный порыв то пригласить ее на свидание, то теперь вот отослать, как только показались первые признаки проблем, и ее покорность... Что не так с этим миром? Или просто это его привычка разбираться во всем самому, даже в том, что может с ним не быть связанным от слова "вообще"? Взрывом может заняться и полиция, ведь нужно ей чем-нибудь заниматься, а у него вполне себе законный выходной. И завтра тоже. Так, может быть, ему стоит исправить положение?
Проведя рукой по лицу, Ричард вздохнул, сел вполоборота к Хоуп.
- Послушай, я не знаю, что за взрыв, и связан ли он со мной, но что-то похожее со мной уже случалось. Это, - он указал на свое плечо, - я получил от наемника, что попытался прирезать меня позавчера, когда я заключил одну сделку. Сегодня я должен был поговорить с представителем японской фирмы насчет разработок по кибернетике, и вот это, - неопределенный жест, но явная отсылка к произошедшему в ресторане. Очередной тяжелый вздох, и он точно не врет сейчас, не выдумывает.
- В Готэме быть кем-то значимым это очень опасное занятие. И я честно боюсь за тебя. От меня частенько сбегают девушки, - усмехнулся, разведя руками настолько, насколько это возможно в пределах той позы, в коей он сидел. - Я все понимаю. Но давай сегодня ты переночуешь у меня, а потом я поговорю с полицией, чтобы они присмотрели за тобой недельку, хорошо? Те, кому я не нравлюсь, могут причинить тебе вред просто так, чтобы уязвить меня. А ты...
Сделал паузу, протянул руку, чтобы коснуться ее ладони.
- Ты почему-то мне важна, Хоуп, - говорит серьезно, но тут же усмехается, словно боится этой серьезности. - Не знаю почему, но важна.

Ричарду не хотелось именно здесь и сейчас отвечать на ее слова, потому что перед ответом следовало рассказать ей... и немало. И если бы Хоуп знала хотя бы половину его истории, настоящей истории, а не той, которой он пичкает ее каждую минуту их знакомства, наверное, она бы поняла гораздо быстрее. Наверно, так же быстро унесла бы ноги, потому что счастливого конца для героев Готэма, что борются с преступностью, не бывает. После этой самой борьбы остается только жуткое желание отоспаться и зыбкое ощущение, что завтра это все отольется сполна, и будет что-то крайне недоброе. Страх завтрашнего дня, страх того, что могут утворить чертовы психопаты - вот какова цена за желание изменить мир к лучшему.
Но лирику в сторону, и ему надо бы что-то ответить. Ему приятно, что она наконец-то благодарит его: хоть такая малость подливает меду в бочку дегтя произошедшего. Но все же он медлит, заводит мотор. Очень вовремя начинается дождь, смывающий с машины останки тех, кому не посчастливилось уйти живым после сытного ужина. Включив дворники, Грейсон все же направляет машину по городским дорогам, надеясь, что они не застрянут в пробке.
- Это всего лишь иллюзия, Хоуп, - на красном светофоре вздыхает, наконец-то собравшись с силами ответить. - Я не могу уехать даже в пригород, потому что на мне завязано слишком многое. Даже если не брать в расчет компанию, то как же семья? У меня есть брат, есть сестра, и есть отец... за которым нужен присмотр, - иначе и не скажешь, ведь после возвращения Брюс стал более... странным, если можно так сказать. Словно одержим какой-то идеей. Или это всего лишь иллюзия?
- Тем более, я известный человек, - кажется, это было сказано так, словно вся эта светская жизнь была ему в тягость. Не просто "я устал, надо взять тайм-аут", а "я устал так, что хотел бы, чтобы ее не было". - Даже уедь я на необитаемый остров, меня все равно найдут. Я никогда не смогу спрятаться.
Резкий выдох - подрезали. Какой-то БМВ новой марки, этого года выпуска. Пижон, это ясное дело, однако Ричард только хмурится и замолкает. И ему как-то больше нечего сказать.

Входя в свою квартиру, Ричард немного не узнает ее. Аскетичность и отсутствие признаков жилья для людей - вот каким было его жилище, более похожее на ту квартиру, что он много лет назад купил. Собственно, до того, пока Хоуп здесь не навела свои порядки, все оставалось почти также, как и при покупке... и почему он заметил изменения только сейчас? Наверно, потому что снова много думал. А много думать вредно, научно доказанный факт.
Услышав вопрос, Грейсон чуть нахмурился. Положил ключи от машины на комод.
Ему понадобилась минута на размышления. Слегка многовато, но после случившегося вполне достаточно, чтобы взвесить все "за" и "против". В это молчание он прокручивал в голове необходимость дальнейшего развития их отношений, саму необходимость в чьем-то присутствии.
Тонны лжи, что должны были свалиться на девушку... вот что удержало его. Но желание чего-то хрупкого, наверно, веры в лучшее завтра, чем может быть, все же пересилило. Это было почти как взять последнюю конфету, обещая себе больше их не есть.
- Ко мне, - с мягкой улыбкой взглянул на нее, жестом приглашая. - Мы можем продолжить ужин... хотя бы вином. Не пропадать же ему.
Чистые бокалы в количестве двух штук, бутылка охлажденного вина из холодильника, приглушенный свет. Он даже как-то умудрился включить какую-то ненавязчивую музыку, которая играла настолько тихо, что ее можно было услышать, если замолчать и не двигаться.
Наполнив бокалы, протянул один из них Хоуп.
- Давай постараемся забыть обо всем. Просто выпьем за все хорошее, чем будет, - протянул свой бокал, чтобы соприкоснулись стекла.

Красная кровь плодов виноградных лозьев гоняется по языку лениво, и это задерживает паузу, пока он разглядывает ее в полумраке. Она слишком прямолинейна, слишком реалистично зрит в корень, и поэтому ему следует наконец-то включить взрослую серьезность, задуматься над ответом. Нельзя сказать человеку "тебе опасно быть рядом со мной", а затем вскружить голову и обещать златые горы и бесконечную любовь до гроба - так попросту несправедливо. И пускай жизнь сама по себе штука несправедливая, но Ричард привык отвечать на некоторые вопросы честно. Пожалуй, заданный девушкой вопрос и был из разряда тех самых "некоторых вопросов".
Опустил голову, разглядывая свой бокал.
- Да, - совершенно четко и ясно произнес, поднимая голову и глядя на девушку спокойным взглядом человека, принявшего серьезное решение. - Извини, что так поступаю... но у меня есть дела, которые предстоит завершить перед тем, как задумываться об отношениях. И я не хотел бы начинать историю с тобой после всего, что случилось.
Наверно, это было грубо, и девушка восприняла сказанное не так, как он хотел сказать... Именно поэтому он решил объяснить.
- Нам нужно время, чтобы все забылось. Чтобы можно было начать с чистого листа. Честно говоря, все произошедшее больше похоже на абсурд, - вздох. Он касается виска, трет его. - Наверно, я несу бред, поэтому просто допью вино, - улыбка, что скрывается за стеклом бокала.

Он и наливает почти полный стакан, разве что не выплескивается. И себе - столько же. Ему, как ни странно, тоже почему-то плохо, это трудно объяснить. Ему хочется сказать, что это была такая жестокая шутка, и им будет хорошо вдвоем - неважно, что было до этого, неважно, что они думают друг о друге. Но разве люди умеют жить настоящим? Он помнил только одну девушку, которая не обращала внимания на прошлое, и он потерял ее. Но здесь и сейчас все можно исправить, он не должен потерять Хоуп, не должен зарыть поглубже то, что только-только начал к ней чувствовать... Нет. Он должен совершенно обратное, и все - чтобы защитить ее. С ним и вправду опасно, учитывая, что в городе появились новые лица, которым он никоим образом не доверяет. У него слишком много врагов, и сегодняшняя мясорубка - лишнее напоминание о его опасной, смертельно опасной второй жизни, которая не позволит ему забыть, что ему всегда предстоит быть одному.
- Это не моя прихоть, Хоуп, - от количества алкоголя он пытается оправдаться, хотя это совсем не нужно. Но хмель говорит, пока разум кричит заткнуться. - Это вынужденная мера. И можешь посчитать меня суеверным, но всякая наша встреча сопровождается странными происшествиями. Сначала - отель, затем этот взрыв... - вздох, он подливает вина и себе, и девушке. - Впрочем, это же Готэм, здесь не прожить без проблем. И я не боюсь отношений или стыжусь тебя, если ты так подумала, то просто не знаешь меня, - очередной вздох, чтобы выпить вина. Кажется, они попросту напиваются, заглушая голос разума, голос горечи от осознания, что маленькая пасторальная картинка пусть не идеальных, но спокойных и счастливых мгновений закончена, пора выставлять на аукцион суровой реальности.
- Мне нужно решить кое-какие проблемы. Мы расстанемся не на всегда, - кажется, сейчас он пытается убедить больше себя, нежели ее.

Он же не врет... но по ее лицу Ричард понимает - ему и вправду стоит помолчать. Не стоит говорить о том, насколько он сожалеет, насколько все можно вернуть назад: все это будет похоже на ложь. Он может самообманываться, но она вряд ли поверит в это. Допивает вино, которое кажется сладким уксусом. Все как-то не так, все посерело. На него свалилась непривычная апатия, от которой явно нужно как-то избавляться. Но как? Он поднимается, вспоминая, что это был пятый или шестой бокал. Что-то осталось на донышке.
- Пойду... в душ, - бросает он, по дороге стягивая пиджак, расстегивая галстук, стягивая рубашку. Рана дает о себе знать, и повязка вся в крови, но его это словно не заботит. По сути, так оно и есть, и, возможно, ему стоит напомнить себе о жестокой реальности через физическую боль.
В ванной он рывком срывает с себя повязку. Присохшая к коже кровь заставляет его беззвучно ахнуть, скорчиться, отбросить от себя красные бинты. Опершись ладонями о раковину, смотрит на свое отражение исподлобья. Почему ты, Дик Грейсон, так боишься этого? Почему в который раз убегаешь, как только речь заходит о чем-то большем, чем просто "привет-пока" и секса? Повернувшись боком, чтобы рана была видна в зеркале, вздыхает: плохо заживает. Открывает зеркало, достает небольшой пузырек с сильными обезбаливающими. Поможет забыть о ране, но вряд ли забудется сегодняшний день.