Вряд ли можно припомнить, когда в последний раз он паниковал. Но сейчас, вцепившись в свою растрепанную шевелюру обеими руками, сидя в приемном покое, нервно поддергивая ногой, каждая клетка тела ныла от напряжения, вызванной самой настоящей паникой.
«Не успел», - сжимал пальцы, чуть ли не впиваясь ногтями в кожу, но не чувствуя боли – только горечь, застрявшую комком в горле.
«Я не смог вовремя прийти ему на помощь… снова».
Он не мог простить себе, что позволил смягчиться, позволил Джейсону куда-то уйти, не мог простить себе, что не стал искать его. Решил, что он в порядке. Джейсон в порядке… фраза, которая должна вызывать гомерический хохот в стиле Джокера, ведь с момента своего воскрешения он вряд ли когда-нибудь будет в порядке.
Но теперь поздно плакаться и жалеть себя: Джейсон в операционной. Только хирурги знают, сможет ли он выкарабкаться на этот раз, сможет ли…
- Мистер Смит?
Грейсон поднял взгляд на врача, пытаясь определить, какую весть ему принесли.
Это была не Готэмская больница – какая-то глушь, где его, как Ричарда Грейсона, не знали. И хорошо, и славно. Он мог отдохнуть от своей жизни, заняться жизнью брата, который словно притягивал к себе неприятности. И в этот раз попал по крупному.
Поднялся, попытался поправить пиджак, пригладить вихри волос. Кажется, он сейчас выглядит как «белый воротничок», потерявший все, перебивающийся в берлоге бомжа. Но широко открытые глаза, говорящие о желании вцепиться в халат врача и выбить из него всю правду, утверждали, что человек напуган, и его образ абсолютно не тот, о котором говорит его внешний вид.
- Как он? – голос Дика был почему-то сиплый: он не заметил, что после произошедшего, когда пытался удержать Тодда на границе сознания и потери оного, орал чуть ли не благим матом.
Первый же вопрос застал врача врасплох: он вздохнул, развел руками.
- Мы сделали все, что…
Грейсон решил, что все кончено.
Отрешенный взгляд мимо врача.
«Джейсон… нет, нет!»
Руки задрожали.
Он сам попытался сесть мимо кресла, но врач поддержал его, поняв, что перепугал мужчину до смерти. Врач помог Дику сесть, выдохнул.
- Нет, он жив! Но в коме.
До него не сразу дошел смысл сказанного.
- Ч-что?
- Он в коме, - почему-то печальным тоном повторил врач, похлопав Дика по плечу. – Операция прошла успешно, но он впал в кому и мы не…
- Где он?! – Ричард подскочил, вцепился в ворот халата врача. – В какой палате?!

Посещение для только что прооперированного было запрещено… но деньги открывают любые двери, заставляют закрыть глаза на любые запреты.
Джейсон выглядел… в общем, он был жив, и это было хорошо. Уже что-то хорошее – по крайней мере, для Дика, чье сердце сжалось от боли и сострадания при взгляде на лежащего Тодда: бледного, изможденного, с новыми ссадинами, порезами, с новыми травмами, которые будут заживать гораздо дольше.
Подойдя к койке, обвел взглядом приборы, провода, остановился на умиротворенном лице спящего Джейсона.
- Прости, - негромко, чувствуя отвращение к самому себе: если бы он был расторопнее, если бы сразу пошел за ним, попытался бы помочь… Здравый смысл пытался докричаться, объяснить, что ничего бы из потуг Ричарда не обернулось бы вторым шансом для Джейсона, но у него не выходило: Грейсон скатывался в бездну вины.
«Я во всем виноват».
Он постоял еще немного рядом с Джейсоном, вслушиваясь в его ровное дыхание. Вздохнул, отошел к стоявшему тут же креслу. Сел, потер глаза: организм не спал третьи сутки, а поиски и доставка Тодда в эту больницу затратило огромное количество сил.
Вот бы поспать…
Ричард и сам не заметил, как провалился в глубокий, тревожный сон.

Поначалу он даже прикрыл глаза, выставив ладонь вверх, стараясь пресечь белесый свет. Ричард не привык к такому количеству света, к такому бесконечно белому, чистому свету: даже дни в Готэме были серыми, тусклыми, тоскливыми. Щурясь, Грейсон обернулся. Ему захотелось обернуться, посмотреть за спину. Как и всякий спящий, он был ведом только ощущениями. И что-то шептало ему – «иди же, иди вперед».
«Хорошо», - согласился он с самим собой, сделав шаг вперед. Куда он шел? Неважно. Ему просто надо идти. Просто необходимо двигаться вперед.

Подходит к одной из стен, касаясь пальцами кровавых разводов. Смазанные, соскальзывающие на грань сознания ощущения холодного кирпича и вязкой, подстывшей крови. Это должно его пугать? Все еще ведя пальцами по странному рисунку, чьему-то психоделическому желанию самовыражения, шел вперед – дороги назад нет. И никогда не было.
Да и был ли когда-нибудь у него выбор?
Наверно, возможно, допускаемо, но он об этом не знал.
«Что это у нас здесь?» - присел перед черным провалом в царстве света. Темнота не пугала – притягивала, казалась убежищем после чистой белизны, от которой болели глаза. Отодвинув люк, уперся ладонями в края дыры, намереваясь влезть внутрь.

Здесь, под землей, в грязи и отвращении, он чувствовал себя спокойно – почти как дома. Странно, не так ли? Он никогда не был частью света, но всегда барахтался в этой луже под название «жизнь», и всего раз ему выпал счастливый билет… или он так думал, так хотел считать, что ему выпал шанс сделать что-то стоящее.
«Я живу для чего-то большего», - эта мысль не покидала его с того самого момента, как он надел костюм Робина, как скрыл свои глаза за маской мальчишки-помощника сурового борца с преступностью.
Голоса скатывались, отскакивали от стен, стекали в его сознание, не позволяя уловить хоть полумысль. Боль – неприятная, словно затекли мышцы – начинала пульсировать где-то в затылке, плавно распространяясь по всему телу. Это не нравилось Ричарду, ему начинало не нравиться ранее казавшееся таким спокойным и почти родным место, изуродованное отходами большого и чистого города.
Города, залитого белоснежным светом.
- Брюс? – тихо позвал, отчего-то щурясь: одно воспоминание о поверхности заставило щуриться. Кажется, его не услышали, так что он остановился, позвал громче.
– Эй, кто там?

Он стоял ни жив, ни мертв. Происходящее все больше казалось ему наигранным, надуманным, и что его здесь быть не должно. Но почему-то он здесь... и почему-то тот он, другой, тоже участвует в этой постановке.
Внезапно нахлынула память; больница, но до этого темный переулок; палата, койка, бледное лицо, опутанное проводами тело...
Грейсон выдохнул, провел рукой по пиджаку. Все еще серый деловой костюм, но уже давно без галстука, вымазанный, словно он ползал по мусорке. По сути, так и было, а теперь и кровавый след, оставленный его рукой, которой он касался разукрашенных стен.
- Джейсон! - неожиданно громко, вглядываясь в темноту. Двинулся вперед, надеясь, что это сумасшествие, так напоминающее очередную злобную шутку Джокера, кончится.

Вновь прикрывая глаза, Ричарда внезапно озарило - он в аду.
Не своем: его бы ад был другой, более красочный, яркий, как... цирк. Только в нем бы ежесекундно погибали его родители, знакомые, а он бы старался всех спасти, но опаздывал, и наблюдал, ловил последние вздохи, слышал бы последние слова, наполненные болью, разочарованием, злобой. Но этот ад был не его, пусть в нем было много знакомых вещей. Залитый светом и тишиной Готэм, погруженный в тьму и отчаяние подземный лабиринт канализаций и закрытого метро создавали столь яркий контраст, что в сознании зародилась некая мысль, догадка, и если бы у него была возможность остановиться, поразмыслить, если бы не...
Он почти хотел отпрянуть от разрастающейся линии крови, хотел стащить пиджак и отшвырнуть на эти следы, пытаясь скрыть их. Слишком много крови, слишком она яркая для привыкших к черно-белому миру глаз. Но, совладав с разбушевавшимися страхами, Дик последовал за странной нитью кровавых капель, превращавшихся в багровую реку, что вела его куда-то вглубь.
Чем дальше, тем тяжелее идти. Но он не устает, дышит все также ровно и спокойно, сосредоточено следуя крови - она не пугает его, и вряд ли когда пугала. Просто что-то... что-то напомнила, вот и все. Что-то из далекого прошлого, из его личного ада. Но это неважно, это не сейчас. Ему нужно найти то, к чему ведет кровь.
"Нужно найти того, с кого это начинается", - пришел к мысли, и тут же увидел очередной силуэт. Пригнувшийся, вжавший голову в плечи, Грейсон вглядывается в узкий проход, куда ему - с его габаритами - уже вряд ли пролезть. Свет озаряет проход всего на мгновение, но и этого хватает, чтобы глаза мужчины расширились, чтобы он подался вперед.
- Джейсон, - с облегчением выдыхает, останавливаясь - заметил, что паренек смотрит на него с опаской. - Я не... обижу тебя, - его голос спокоен, его руки показывают открытые пустые ладони.
- Не бойся, теперь я рядом.

Он уже мало что понимал в происходящем. Появляющиеся вокруг голоса, обретающие форму, лица, слова, сказанные знакомым тоном… Все это походило на какую-то особую, извращенную тренировку. Или галлюцинацию, вызванную очередным газом Пугала, токсином Плюща, дымом Джокера…
«Это какой-то бред. Я сошел с ума?»
Было похоже на то.
Найтвинг смахнул нагрянувшее наваждение, эту чертову паутину мыслей и размышлений, что не помогала, а тормозила его, не позволяя двигаться дальше.
- Нет, - прошептал он почему-то пересохшими губами. Сколько прошло времени, прежде чем он смог сдвинуться с места? Казалось, прошла вечность, а то и все две. Но он смог сделать шаг, смог вытянуть руки и обхватить мальчика, взять его на руки, прижать к себе.
- Тсс, я с тобой.
Он был готов защитить его ценой собственной жизни, но и сидеть на месте не собирался. Поэтому, как только подхватил Джейсона и шепнул ему на ухо что-то успокаивающее, тут же рванул дальше по холлу, старательно огибая каждую фигуру, пытающуюся остановить их.

Не успев свернуть в казавшийся таким безопасный боковой проход, Ричард едва успел не врезаться в нынче ставшую кровавым потоком стену. Попятившись, но все еще прижимая мальчишку к себе, не замечая - и не ощущая - едкой боли, которую оставляли цепки ручонки Джейсона, он положил одну руку на затылок своей драгоценной ноше, осторожно погладив по волосам.
- Мы выберемся, - казалось, он успокаивает просто потому, что надо было что-то говорить, иначе... Вот тут мысль не успела сформироваться, потому как Грейсон, приглядываясь к стенам в поисках выхода, начал различать жуткую особенность стен. Глаза. Зеленые, смешанные с кровавыми слезами, пытаются избавиться от этой кровавой поволоки...
- Джейсон.
Почему-то он выдохнул это с такой болью, словно осознал все, что происходит с его братом.
"Все, что он испытывает - это то, что творится с тобой? Боже, как же я раньше не понимал..."
Но ему надо выбираться. Ему и Джейсону.
- Если стены из крови, - стараясь не выдавать своего собственного страха, Дик нахмурился. - То сквозь них можно пройти. Так, Джей? Мы пройдем через все это и выберемся. Держись.

Ричард не сразу понял, что произошло. Не сразу сообразил, что прижимает к себе вертящегося окровавленного ребенка, и что на его руках остаются куски чей-то кожи. Сначала он не мог додуматься, что ему надо сделать что-то... что-то правильное даже в такой безумной ситуации, что ему просто жизненно необходимо найти - наконец-то! - выход. Но как это можно сделать, когда с кого-то слезает кожа... живьем?
Грейсон сдавленно вскрикнул и оттолкнул Джейсона. Страх от увиденного, закравшийся куда-то вглубь, заставил его это сделать. Страх за свою собственную жизнь, которой он был готов рискнуть, но теперь что-то изменило его решение. Что-то в его голове, напомнившее, что это все - сон. А ему пора просыпаться.
Он рухнул на колени, еще не понимая, что по щекам текут слезы. Он плачет? Похоже на то. Он отодвинулся от окровавленного тела, пытаясь себя убедить, что это все и вправду сон. Слишком реальный сон, слишком похожий на его жизнь.

Кошмар затягивался, как удавка, наброшенная на шею. И пока Ричард не мог сбросить паралич, появившийся вместе со слабостью и почти детскими всхлипываниями, он не мог целиком и полностью осознать суть слов, произносимых еще одним Джейсоном.
- Нет, - едва слышно, задыхаясь от собственной беспомощности и страха - такого внезапного, отвратительного, поднявшегося из глубин ада, который Дик так старательно запирал на тысячи засовов, - он все же сумел, выставил вперед ладонь, попытался дотянуться до скорчившегося, окровавленного, умирающего... "куска мяса, это всего лишь сон, а это - кусок мяса".
- Нет, - на этот раз своим мыслям, ставшим более ожесточенными. Как тогда, когда он решался, стоит ли чуть сильнее нажать на шею, чтобы она хрустнула, и очередной плохой парень, крякнув, отправился в свой персональный филиал ада. Грейсон слепым взором уставился на корчащегося в агонии мальчика, не замечая, что кто-то приближается к нему, что кто-то с ним говорит. Разве это все настоящее? Разве он не умер, не попал в чистилище, где сейчас ему показывают все, что он натворил?
"Разве это не моя вина?"
Он нырнул затылком в кровавый поток, не успев зажмуриться. Его окатило обжигающе горячей кровью и, похоже, теперь он и сам был в крови. Ослепший, оглохший от накрывшего его отчаяния, Ричард даже не мог подняться. Не мог заставить себя идти дальше.
"Разве можно продолжать жить с этим?"
Но последние слова говорившего он услышал.
- Нет дела, - бездумно повторил он, прикоснувшись рукой к своему лицу. Кровь оставляла следы на бумажной мостовой, с него самого стекали целые ручейки такой горячей, такой красной, такой живой крови. Он чувствовал кровь, но не ощутил своего собственного прикосновения. Поэтому Дик содрогнулся от странного смешка, вырвавшегося из груди. Он разразился дурным хохотом, которым заходятся в случае нервного срыва или, как бы не хотелось говорить, безумия. К счастью или сожалению, пока что у него просто сдали нервы.
Закончив смеяться как невменяемый, Ричард захлебнулся последним смешком и раскрыл глаза. Теперь его взгляд был ясным, незамутненным страхом или сожалением, или, что еще хуже, саможалением. Он сумел сесть, сумел осмотреться. Красная кровь почти вся стекла с него, впитываясь в серую мостовую, превращаясь в такую же безликую серость города, в котором он оказался.
- Да, никакого дела, Джей-Джей, в самую точку, - прошептал он не в ответ, а для самого себя: звук собственного голоса отрезвлял его, помогал успокоиться. Поднявшись медленно, будто у него вновь были ушиблены все суставы, Ричард тяжело вздохнул, оглядывая неясно прорисованные высотки.
- До нас с тобой никому не было никакого дела. Всего лишь мальчишки, сироты, на которых всем наплевать. Уличные мальчишки, которые сгнили бы в какой-нибудь зловонной подворотне, верно? И всем было неважно, что с нами случилось, почему мы там оказались. Все это было бы неважно никому, кроме него. Кроме Брюса.
Он взглянул на свои руки, не увидел на них крови. После вновь посмотрел на город.
"Мне надо туда идти?"
- Где ты, Джейсон?